типа очень запоздалый подарок на др рэю и заодно очередная попытка оправдать себя в глазах окружающих. Алсо в каком-то смысле мини-празднование по поводу того, что к нам присоединилась сенсей.
Вычитывала ли я это? Нет, так что будьте снисходительнее, я все равно упакую себя в гроб, как только это перечитаю :“))
Если бы Юма была человеком неприличным, то ситуация развивалась бы по схеме, известной всем, кто регулярно дико лажает: смесь ужаса и стыда с потоком нецензурной лексики впридачу. Обошлось без последнего, пусть даже на первом месте в списке причин стояла вовсе не культурность Юмы, а, скорее, её неспособность воспринимать плохие слова в принципе. Смесь ужаса и стыда вот осталась, правда. Даже непонятно, что из двух вариантов было бы хуже: в сочетании с довольно стеснительной натурой девушки зрелище получалось... очень не очень красивое.
Запоздало сообразив, что предположительный Сакуя как-то высоковат, как-то не так рыж и как-то невесел, Юма затормозила. Разворачивать стопы в обратном направлении было уже поздновато — абсолютно незнакомый парень («святые маргаритки, он даже на азиата не похож, как их можно было перепутать?!») уже вперился своими глазами... бурами... гвоздями... ой божечки, стыд-то какой — прямо в несчастную девочку. Да ещё и второй Санзенин позади стоит. Замечательно.
Вообще, стоило бы извиниться, по-тихому свалить и извиниться перед Дайске за причинённые неудобства, пока они бы искали Сакую дальше. В обычной ситуации Юма, наверное, так бы и сделала, но то ли сегодняшняя жара совершенно расплавила ей мозг, то ли организм отказал в воспроизведении навыков общения с людьми, то ли всё из-за непонятного иностранного парня. Короче, Такей зависла, и оттого в коридоре повисла совершенно неловкая пауза, никак ситуации не способствующая.
— Я это... — начала Юма, отдавая себе полный отчёт в том, что её лицо начинает стремительно краснеть. И, может быть, даже бордоветь, а то что-то слишком жарко и щеки подозрительно колет, — мы. Это.
Юма беспомощно покосилась на Дайске, но ждать от него помощи было, если совсем уж честно, глупо и безответственно. Не он же тут через весь коридор неправильное имя выкрикивал. Но нужные слова тоже никак не находились, только вопросы — что этот парень здесь делает? Ученик по обмену? Как с ним объясняться, если уровень знания иностранного у Юмы заканчивался на «Ландан из зе кэпитал оф Грейт Британ»? А если по-японски, он поймёт вообще? Судя по лицу, пока ничего не понял. Гадство какое-то, почему из всех европейцев на свете к ним в школу должен был перевестись именно рыжеволосый?!
— Значит так, — Юма окинула парня взглядом — форма первокурсника, значит, в теории должен уважать старших. Лучше выбирать слова попроще, а то парень ещё не так их поймёт, и искать придётся уже не Сакую. Кто их знает, этих европейцев. Может, они дикие. — Ты, первокурсник, стой тут. Я думаю.
Думать, на самом деле, было довольно трудно, но расшифровывать иностранцу-тире-незнакомцу своё нынешнее состояние Юма бы не взялась. Такей потрясла баночку с лимонадом (отстатки напитка на дне печально булькнули), залпом допила то, что там ещё осталось, и скривилась — без лимонада баночка была какая-то совсем не холодная, а лицо всё ещё дико жгло и хотелось то ли заплакать, то ли упасть в обморок. Может, всё вместе.
— Знаешь что, ты пойдёшь с нами, — наконец объявила Юма. — Будешь полезным в... ну, ты ж высокий, это должно что-то значить. И вообще, ничего стоять тут в коридорах и смущать бедных старшекурсников, да! Понял? Идёшь-с-нами. — Юма изобразила в воздухе идущего человечка и помахала рукой. — До конца перерыва ещё куча времени, так что тебе ничего не будет, а нам надо найти тут кое-кого. Ты тут не видел рыжего такого парня? Это брат Дайске. А Дайске — это вот он. — Рука метнулась в направлении Санзенина в жесте, подобном дирижёрскому. Вообще-то неплохо получается, может, податься в сурдоперевод. — А я Юма. А ты нам теперь помогаешь. Вот, отлично, все друг друга знают, теперь можно выдвигаться.